Неточные совпадения
Уже собралось десятка полтора зрителей — мужчин и
женщин; из ворот и дверей домов выскакивали и осторожно подходили любопытные обыватели. На подножке пролетки сидел
молодой, белобрысый извозчик и жалобно,
высоким голосом, говорил, запинаясь...
Вошли двое: один широкоплечий, лохматый, с курчавой бородой и застывшей в ней неопределенной улыбкой, не то пьяной, не то насмешливой. У печки остановился, греясь, кто-то
высокий, с черными усами и острой бородой. Бесшумно явилась
молодая женщина в платочке, надвинутом до бровей. Потом один за другим пришло еще человека четыре, они столпились у печи, не подходя к столу, в сумраке трудно было различить их. Все молчали, постукивая и шаркая ногами по кирпичному полу, только улыбающийся человек сказал кому-то...
Оставя жандармов внизу,
молодой человек второй раз пошел на чердак; осматривая внимательно, он увидел небольшую дверь, которая вела к чулану или к какой-нибудь каморке; дверь была заперта изнутри, он толкнул ее ногой, она отворилась — и
высокая женщина, красивая собой, стояла перед ней; она молча указывала ему на мужчину, державшего в своих руках девочку лет двенадцати, почти без памяти.
Однажды, в ясный день ласковой и поздней осени хозяева и гости отправились в этот монастырь. Максим и
женщины ехали в широкой старинной коляске, качавшейся, точно большая ладья, на своих
высоких рессорах.
Молодые люди и Петр в том числе отправились верхами.
— Да, но должны же существовать какие-нибудь клапаны для общественных страстей? — важно заметил Борис Собашников,
высокий, немного надменный и манерный
молодой человек, которому короткий китель, едва прикрывавший толстый зад, модные, кавалерийского фасона брюки, пенсне на широкой черной ленте и фуражка прусского образца придавали фатоватый вид. — Неужели порядочнее пользоваться ласками своей горничной или вести за углом интригу с чужой женой? Что я могу поделать, если мне необходима
женщина!
— О, не беспокойтесь! — отвечала с кисленькою улыбочкой Анфиса Петровна. — Впрочем, я уже все сказала вашему племяннику и заключу разве тем, monsieur Serge, — так, кажется? — что вам решительно надо исправиться. Я верю, что науки, искусства… ваяние, например… ну, словом, все эти
высокие идеи имеют, так сказать, свою о-ба-ятельную сторону, но они не заменят дам!..
Женщины,
женщины,
молодой человек, формируют вас, и потому без них невозможно, невозможно,
молодой человек, не-возможно!
И по наружности она мало походила на девушку, а скорее на
молодую женщину;
высокая, бледная, с тонким лицом, потерявшим девичью округлость линий, с матовой, почти прозрачной кожей, она точно перенесла одну из тех мудреных болезней, которые разом перерождают человека.
И было странно, обидно и печально — заметить в этой живой толпе грустное лицо: под руку с
молодой женщиной прошел
высокий, крепкий человек; наверное — не старше тридцати лет, но — седоволосый. Он держал шляпу в руке, его круглая голова была вся серебряная, худое здоровое лицо спокойно и — печально. Большие, темные, прикрытые ресницами глаза смотрели так, как смотрят только глаза человека, который не может забыть тяжкой боли, испытанной им.
Этот голос принадлежал
молодой женщине, тоже прекрасной, но составляющей резкий контраст с воздушной Дорой. Это была
женщина земная:
высокая, стройная, с роскошными круглыми формами, с большими черными глазами, умно и страстно смотрящими сквозь густые ресницы, и до синевы черными волосами, изящно оттеняющими
высокий мраморный лоб и бледное лицо, которое могло много рассказать о борьбе воли со страстями и страданиями.
И
молодой врач, мужчина или
женщина, в беленьком штопаном халате склоняется к ногам, давит пальцем кость
выше язвы, ищет причин.
Искателей была толпа, и в числе их замечательнее всех был князь Р., благороднейший, лучший из всех
молодых людей, прекраснейший и лицом и рыцарскими, великодушными порывами,
высокий идеал романов и
женщин, Грандиссон во всех отношениях.
Часто в порт заходили прелестные издали двух — и трехмачтовые итальянские шхуны со своими правильными этажами парусов — чистых, белых и упругих, как груди
молодых женщин; показываясь из-за маяка, эти стройные корабли представлялись — особенно в ясные весенние утра — чудесными белыми видениями, плывущими не по воде, а по воздуху,
выше горизонта.
Не подумал и — без воли — пошёл за нею. Вот я в комнате; на стене лампа горит, в углу, под образами, толстая старуха сидит, жуёт что-то, на столе — самовар. Уютно, тепло. Усадила меня эта
женщина за стол;
молодая, румяная она, грудь
высокая. Старуха из угла смотрит на меня и сопит. Лицо у неё большое, дряблое и словно без глаз. Неловко мне — зачем пришёл? Кто такие?
Там видел он
высокий эшафот;
Прелестная на звучные ступени
Всходила
женщина… Следы забот,
Следы живых, но тайных угрызений
Виднелись на лице ее. Народ
Рукоплескал… Вот кудри золотые
Посыпались на плечи
молодые;
Вот голова, носившая венец,
Склонилася на плаху… О, творец!
Одумайтесь! Еще момент, злодеи!..
И голова оторвана от шеи…
Там, недалеко от дома, где ждали Девы Жениха, веселились и пировали Девушки, юные
Женщины и праздные
Молодые люди, — и всем им не было никакого дела ни до Жениха, приходящего во тьме и тайне, ни до невесты, таинственно зажигающей
высокий свой светоч.
О, если бы ты знала, как ты была мне дорога не тогда, когда я был в тебя влюблен моей мальчишеской любовью, а когда я зрелым мужем глядел на
женщин хваленого позднейшего времени и… с болезненною грустью видел полное исчезновение в новой
женщине высоких воспитывающих
молодого мужчину инстинктов и влечений — исчезновение, которое восполнят разве новейшие
женщины, выступающие после отошедших новых.
Мальчик трусливо приотворил дверь, и оттуда донесся громкий разговор. Два мужских голоса, здоровых и
высоких, и один женский — звонкий и раскатистый голос
молодой женщины.
Против Таси, через комнату, широкая арка, за нею темнота проходного закоулка, и дальше чуть мерцающий свет, должно быть из танцевальной залы. Она огляделась. Кто-то тихо говорит справа. На диване, в полусвете единственной лампы, висевшей над креслом, где она сидела, она различила мужчину с
женщиной — суховатого
молодого человека в серой визитке и
высокую полногрудую блондинку в черном. Лиц их Тасе не было видно. Они говорили шепотом и часто смеялись.
Это была большая,
высокая комната, увешанная оружием и портретами, среди которых особенно выделялся висевший над камином портрет прелестной
молодой женщины: ее улыбающееся личико с полными щечками и вздернутым носиком, сплошь освещенное солнечными лучами, дышало, несмотря на неправильность отдельных черт, какою-то неземною прелестью, какою-то гармоничною красотою.
Нет наслаждения
выше пытки самого себя, хотя это наслаждение несчастья.
Молодая женщина теперь испытывала это.
Избалованный не только
женщинами полусвета, носившими его на руках, и светскими барынями, любящими мимолетные интрижки, но даже девушками, которые, по наущению родителей, были предупредительно-любезны и заискивающе кокетливы с «блестящей партией» (установившееся светское реномэ князя Владимира), он был уязвлен таким отношением к нему первой красавицы Петербурга, и заставить эту гордую девушку принадлежать ему — конечно, путем брака, который
молодой князь считал чем-то не
выше нотариальной сделки, — сделалось насущным вопросом его оскорбленного мелкого самолюбия.
На одной из скамеек партера сидел красивый
молодой человек в форме гвардейского офицера.
Высокого роста, с выразительными темно-синими глазами, с волнистыми светло-каштановыми волосами на голове и на усах, с правильными чертами матово-бледного лица, он невольно обращал на себя взгляды мужчин и
женщин с различными, впрочем, выражениями. Во взглядах первых проглядывало беспокойство, у вторых же они загорались желанием.
В эти дни царствования Екатерины пожалование этого
высокого звания было чрезвычайно редко, а для такой
молодой женщины звание статс-дамы было положительно небывалым отличием.
Софья Петровна, жена нотариуса Лубянцева, красивая
молодая женщина, лет двадцати пяти, тихо шла по лесной просеке со своим соседом по даче, присяжным поверенным Ильиным. Был пятый час вечера. Над просекой сгустились белые, пушистые облака; из-под них кое-где проглядывали ярко-голубые клочки неба. Облака стояли неподвижно, точно зацепились за верхушки
высоких, старых сосен. Было тихо и душно.
Азбучная мораль, что она должна быть доброй женой и матерью, исполнялась ею, по ее мнению, безупречно; к тому же
молодой женщине казалось, что обязанности матери
выше обязанностей жены.
Со стула с мягким сиденьем и жесткой спинкою, которыми по стенам была уставлена эта комната, стоявшего у зеркала в рамке красного дерева с таким же подзеркальником, поднялась
высокая, стройная
молодая женщина.